Невероятно, но факт: синдром иностранного акцента действительно существует, и информации о нем становится всё больше.
На самом деле, это страшно: вот так прокатитесь неудачно на велосипеде, как героиня этой статьи BBC, и язык «выветрится напрочь из сознания» (благо, в данном случае — не единственный)…
Теперь нам есть, чем дополнить эту историю
(О синдроме иностранного акцента. Часть I).
«После падения с велосипеда я говорю по-английски с утра и по-немецки вечером»
Ханна Дженкинс утром говорит по-английски, а во второй половине дня — по-немецки. Это не прихоть и не осознанный выбор, но именно так работает ее мозг.
Всё началось после падения во время велопрогулки.
Эндрю Вайлд был в середине своего восхождения на гору в американском штате Монтана, когда получил непонятное сообщение от своей девушки Ханны. Он понял только два слова «собака» и «больница», но сразу инстинктивно почувствовал, что что-то случилось.
Сообщение было на немецком, языке, с которым Ханна росла, но Эндрю практически им не владел. Они всегда общались только по-английски.
Когда все произошло, Ханна была у себя в Британии, где у нее своя школа по дрессировке собак в Уокингеме, а Эндрю отправился в США для тренировок перед международными соревнованиями по стрельбе.
Эндрю позвонил Ханне на мобильный, но она не ответила. Тревога нарастала, и он стал обзванивать больницы в графстве Беркшир, но так ничего и не узнал. Он понял, что ему надо возвращаться домой.
Эндрю помчался в аэропорт, даже не представляя себе, что ждет его по возвращении.
Меньше всего он ожидал встретить совершенно другую Ханну — совсем не ту, что целовала его на прощание несколько дней назад.
За день до того, как Ханна отправила сообщение Эндрю, она ехала на велосипеде по парку рядом со своим домом. Повернула за знакомый угол и столкнулась с другим велосипедистом.
Она мало что помнит, о произошедшем ей рассказали врачи: второй велосипедист увидел, что она лежит без движения, истекая кровью, и вызвал службу спасения.
Он дождался помощи, рассказал, что ехал со скоростью не превышающей 32 км\ч, а затем уехал, не оставив больше никакой информации.
Для женщины, которую по содержимому ее кошелька идентифицировали как Ханну Дженкинс, пришлось вызвать вертолет.
Врачи не были уверены, смогут ли ее спасти.
В больнице
Когда Ханна наконец пришла в чувство, она обнаружила себя в Королевском госпитале Беркшира, не понимая, где она, что случилось и почему, как ей казалось, никто из окружающих не говорил по-английски.
«Я ничего не понимала. — говорит она. — Я чувствовала себя так, будто я проснулась в другой стране, я не могла понять, почему люди не говорят со мной так, чтобы я их понимала».
Врач обратился к ней на незнакомом языке. В конце концов она поняла, что означают слова name («имя») и date of birth («дата рождения»), и повторяла эти сведения каждому. Кажется, это было правильно.
Врачи из Королевской больницы Беркшира были в недоумении. Все документы пациентки указывали на то, что она живет и работает в Великобритании. Они знали, что ее зовут Ханн Дженкинс, но она не понимала английский язык.
Врачи обратились к сестре загадочной пациентки Маргарет и попросили ее поговорить с Ханной.
У Ханны было много вопросов к Маргарет, главный из них — почему врачи не говорят по-английски.
«Они говорят, Ханна», — ответила сестра.
Оказалось, что в результате падения с велосипеда английский напрочь выветрился из сознания Ханны.
Ханне остался немецкий, который она учила еще ребенком — с сестрой она стала говорить именно по-немецки.
«Врачи не знали, что я могу говорить по-немецки. — объясняет Ханна. — Они поняли это только, когда поговорили с моей сестрой».
Сестры выросли в Великобритании и в равной степени владели обоими языками, их родители — полиглоты. Мама, австрийка, знала четыре языка, а английский папа, преподаватель словесности, говорил сразу на семи языках.
«Немецкий был моим первым языком. В нашем доме было правило: всегда говорить друг с другом по-немецки, чтобы не забывать язык».
«Я никак не могла осознать, что в больнице говорили на английском. Мой мозг утратил способность понимать это».
По словам консультанта-нейрохирурга Колина Шиффа, который также работает в благотворительном фонде поддержки людей с травмами мозга Headway, Ханна пережила так называемую утрату второго языка.
«Наш мозг очень чувствителен, и все, что может нарушить работу этого суперкомпьютера, может также повлиять на речь. Нет алгоритма, позволяющего определить, как конкретная травма повлияет на утрату немецких существительных или английской грамматики, но мы можем потерять эту информацию», — говорит Шифф.
По словам нейрохирурга, после травмы наибольшие шансы имеет восстановление навыков, полученных в детстве: умение говорить «да» и «нет» или повторить детский стишок.
Почему Ханна забыла свой язык?
За речь и знание языка отвечают лобная и височные доли мозга.
Травма этих участков может повлиять на речь человека, на его словарный запас, разговорную речь и построение фраз. Некоторые люди не могут свободно общаться на родном языке после таких травм.
Иногда человек, свободно владевший до травмы двумя языками, после нее полностью утрачивает знание одного из них.
Физически Ханна не сильно пострадала в результате аварии — повредила ногу и плечо, поэтому ее выписали через несколько дней.
При помощи сестры, которая выступала в роли переводчика, Ханна узнала, что у нее значительное повреждение мозга, и на улучшение ситуации могут уйти скорее не месяцы, а годы.
Ханна отправилась домой ждать Эндрю.
«Я слушала много радио. Не знаю, многое ли я понимала, но когда приехал Эндрю, я осознала, как сильно пострадало мое знание языка».
К тому моменту они были вместе уже восемь лет, но Ханна не понимала Эндрю, а его немецкий на уровне средней школы не слишком помогал коммуникации.
Они решили использовать жестикуляцию и свою собственную версию языка глухонемых. По мере того, как шло время, письменный английский Ханны улучшался более быстрыми темпами, чем разговорный.
«Когда разговор совершенно переставал клеиться, мы писали друг другу записки, электронные письма, смски, даже когда находились в одной комнате», — говорит Ханна.
«Это не могло не отразиться на моих отношения с Эндрю, потому что порой нам не удавалось толком поговорить из-за усталости или стресса. Проявлять терпение в такой ситуации не всегда было просто. Но я бы и правда не справилась без него».
Эндрю ушел в неоплачиваемый отпуск по семейным обстоятельствам на полтора года, чтобы помогать Ханне. Мало-помалу ей удалось восстановить большую часть своего знания английского, но и сейчас, спустя три года, навыки не вернулись полностью.
Теперь английский стал для нее вторым языком.
«Утром со мной все хорошо, но во второй половине дня меня накрывает усталость и я начинаю думать на немецком. Я пишу себе маленькие записки на немецком, практически отключая ту часть мозга, которая отвечает за общение, чтобы вечером, к моменту возвращения Энди, я смогла общаться снова».
Паре также пришлось свыкнуться с мыслью, что личность Ханны, скорее всего, изменилась после аварии. Ей сказали, что в результате случившегося она может уже никогда не стать снова той, кем была прежде.
«Это самое сложное. Нужно пережить что-то похожее на горечь утраты близкого человека и попрощаться с прежней собой, до того как начать узнавать себя новую», — объясняет Ханна.
Ханна заметила изменения в своем характере, она уже не так терпелива и сдержанна как раньше, и это вынудило ее закрыть свою школу дрессировки и тренировки собак.
Теперь она занимается фотографией и искусством — тем, что она учила в университете, а еще осваивает новый для себя вид спорта, помогающий улучшить концентрацию, — стрельбу.
Октябрьская авария 2015 года изменила жизнь, язык, личность Ханны, но это то, к чему она научилась приспосабливаться.
«С психологической точки зрения, мне нужно приспособиться к тому, что теперь я такая, — говорит Ханна. — И нет никаких причин, почему бы я не могла продолжать жить дальше такой, какая я сейчас».